Дневник ленивого бездельника

Служба подходила к своему логическому концу.

Реализовалась даже сумашедшая задумка, родившаяся у Краснопольского ещё в карантине. Он размечтался о том дне, о той ночи, точнее, когда между кроватей нижнего, "стариковского" яруса, мы установим крышку от мыльницы и будем курить нахально в помещении роты, глядя на снег за окном и прикидывая, сколько дней нам ещё осталось носить погоны. И стряхивая в мыльницу пепел.
 

Помечтали и забыли. И не вспоминали ни разу. А в ту ноябрьскую ночь кто-то из нас вспомнил. Уж не скажу, кто именно.
Но из тумбочки была извлечена и установлена между кроватей импровизированная пепельница, и дым потянулся к потолку.

Лежали, курили. Вот и прошло два года. Два. Остались считанные дни, и "прощай, оружие"..

На завтра на построении перед обедом раздали почту. Мне - телеграмма. Сердце ёкнуло, конечно. Хоть и знал о том, что должно случиться, но не знал точно, когда. И кто.

Телеграмму сунул в карман и вышел из помещения роты в курилку за плацем.
Было холодно, никого кроме меня не было.
Закурил, глубоко затянулся, полез в карман, достал телеграмму. Открыл.
"..поздравляем..рождением.. сына.."

Глупая улыбка расползлась по лицу: "Сын! СЫН!!"

 Ещё через несколько дней умер Брежнев. И мечты старшины тормознуть нас до декабря пошли прахом. Трёх последних дембелей спешно загрузили в ГаЗ-66 и мигом доставили на Казанский. Магазины были исполнены спиртным, и огромные очереди хмурых, молчаливых мужиков быстро продвигались к прилавкам.
 - Солдатика пустите! - , негромко сказал кто-то. Очередь расступилась.
 - Что Вам?
 - Коньяку бы..

 Продавщица стянула с верхней полки невостребованную доселе пыльную бутылку и с дуру выдала мне сдачи больше, чем я ей заплатил. Но понял я это много позже. И "на пляж уже не пошёл".

 Можно было бы улететь самолётом. Четыре часа - и я дома. Но хотелось как-то адаптироваться к тем изменениям, которые де факто уже произошли, но которых я ни разу не осознал. И потому поехал поездом. Трое с лишним суток. Или четверо.. 

 На вокзале встретил братишка жены. Поехали к тёще.

 В самой большой комнате на столе лежало дитя. И отчаянно пыталось.. Ну, не важно, что.
Семья сгрудилась вокруг и сопереживала, наблюдая.
 На лицах у всех было одно и то же выражение лица.  Сопереживательное такое.

 Потом всё кончилось благополучно. Все заулыбались и заговорили. Всё смешалось.. 

Потом много и долго пили. Потом пошли к моим. И долго пили там. Потом вернулись к тёще. И снова пили.

Потом было много-много всего. Но что-то очень важное случилось именно тогда. Осенью восемьдесят второго.

С днём рожденья тебя, сын)

И как-то заставить его работать.
В перерывах между подключениями к локалке вновь отстроенного второго этажа, ботал с сыной.
Отлипнуть друг от друга невозможно, как выясняется. Фраза "Ну ладно, я уже опаздываю" в лучшем случае означает, что часа через полтора мы наконец закроем диалоговое окно мессенджера.. Хотя тоже не факт.

И как-то осторожнее ездить стал. Почему-то..

То есть формально я являюсь им уже двадцать шесть лет.

Но сегодня, первый раз за восемнадцать лет я общался со своей дочерью..
Сижу теперь весь в соплях. И думаю.. Откуда что берётся?
Я её совершенно не помню. Ей было полтора года, когда мы расстались. Она совершенно не помнит меня.
И вот.. откуда всё берётся?

Я слушал её, потом спрашивал, потом снова слушал..
Потом спрашивала она.. А я отвечал. А она слушала..

Господа, "с глубокой скорбъю" я вынужден сообщить, что не могу не пересмотреть свои взгляды на родственные связи.
Я полагал, что они навеяны социумом.

Я ошибался.

Я пишу сейчас эти строки и плачу.

Потому, что сегодня разговаривал со своей дочерью.

Которую в последний раз я видел восемнадцать лет назад. В полуторогодовалом возрасте.

И которую я совершенно не помню.

Которая совершенно не помнит меня.